В воздухе уже такая хрупкость особенная, но еще тепло совсем, можно в майке и босиком. В пекарне не было пончиков, но раз я второй день подряд про них спрашиваю, то мне их завтра специально испекут. Мясо с гриля, вилки-ножи серебряные, антикварные, подарок на день рождения. Мясо от них такое... Но сразу хочется фарфоровых огромных тарелок. И чайную пару еще. Чай из самовара, скатерть зеленая, яблочный джем и еще лимонное варенье.
А напротив собака, сидя кирпичем, зачарованно смотрит на ёлку. Из недр ёлки к гамаку тянется белая верёвочка. На другом конце верёвочки выгуливается ворона. Ворона явно считает, что она орёл. Собака тщит себя надеждой, что этот орёл когда-нибудь упадёт.
Миша сделал бинты для игрушечной лошадки. Розовые. Обошелся без липучек, почему-то это предмет для гордости, но я забыла, почему. Вита пропала куда-то в недра детских, кажется, тоже делает бинты. А мы пойдём смотреть Хауса, что ли. Завтра у Мишки опять соревнования и две тренировки, вставать чуть не в шесть. У девочки шахматы. А потом за пончиками поедем.
Осень...
А напротив собака, сидя кирпичем, зачарованно смотрит на ёлку. Из недр ёлки к гамаку тянется белая верёвочка. На другом конце верёвочки выгуливается ворона. Ворона явно считает, что она орёл. Собака тщит себя надеждой, что этот орёл когда-нибудь упадёт.
Миша сделал бинты для игрушечной лошадки. Розовые. Обошелся без липучек, почему-то это предмет для гордости, но я забыла, почему. Вита пропала куда-то в недра детских, кажется, тоже делает бинты. А мы пойдём смотреть Хауса, что ли. Завтра у Мишки опять соревнования и две тренировки, вставать чуть не в шесть. У девочки шахматы. А потом за пончиками поедем.
Осень...